Рассказывают, что когда Валерий Шанцев стал губернатором Нижегородской области и совершил объезд вверенной территории, он произнес: «Вся область — помойка. А Дзержинск — большая помойка». Дзержинцы со словами губернатора согласились, найдя в них игру слов.

На территории города находится самая большая свалка в Европе, официально именуемая полигоном твердых бытовых отходов. Но когда американский экологический фонд Blacksmith Institute объявил Дзержинск одним из десяти самых грязных городов мира и поставил его в списке на второе место после Чернобыля, в области разразился скандал, к расследованию которого тот же губернатор подключил все спецслужбы.

Химики в своей столице

Город Дзержинск — второй по величине в Нижегородской области. Столица химической промышленности. Во всяком случае, был ею во времена СССР. Возможно, именно из-за Дзержинска осужденных, отправленных на так называемое «вольное поселение», стали называть «химиками». Вольнопоселенцы под присмотром милиции трудились на вредных производствах города. А в Нижегородчине народ сократил длинное название Дзержинск до короткого — Дуст. Это такой яд, изобретатели которого в свое время получили Нобелевскую премию. Яд долгое время считался безопасным для человека, им травили клещей, вшей и прочих вредителей. К середине 70-х годов выяснилось, что дуст обладает одной неприятной особенностью — он не разлагается и может накапливаться в организме. Его использование запретили международной конвенцией, СССР ее тоже подписал, но в Дзержинске этот яд выпускали до конца 80-х годов. Дуст — дихлордифенилтрихлорэтан, сокращенно ДДТ (да-да, именно так назвал группу Юрий Шевчук и травил паразитов общества своими песнями).

В советские времена экология мало кого волновала. Тем более — здоровье осужденных «химиков». Ну а раз в городе все равно продохнуть невозможно, на его территории власти разметили свалку. Мусор на нее повезли из полуторамиллионного Нижнего Новгорода. Вываленный просто так, без разбора и прессовки, он начал самовозгораться, и к данному моменту справиться с этими пожарами практически невозможно. 34 миллиона тонн, накопленных в 20-метровой горе отходов, расточают вонючий дым, который ощущают даже мчащиеся по трассе «Москва — Казань» водители. Но обо всем по порядку.

Вечность пахнет нефтью

Поле, покрытое первым снегом. Карликовые сосны, сгнившие столбы с ржавой колючей проволокой. Посредине — желто-снежное озерцо. Это котлован. Сюда сливают жидкие отходы производства оргстекла: фенол и эфиры. «Хорошо, что сейчас зима,  морозец, а то когда жара, все это чудесным образом благоухает», — рассказывает сопровождающий нас эколог Дмитрий Левашов. Вечность, говорят, пахнет нефтью. Бензином пахнут зима и мыло. Запах сероводорода у тухлых яиц. У синильной кислоты — запах миндаля. Иприт (горчичный газ) пахнет, соответственно, горчицей. Для полимерных отходов нет четкого нюхательного определения. Фенольное озеро — всего лишь маленькая частичка жидкой помойки. Главная — под землей. На глубину около километра в течение 30 лет химзавод закачивал жидкие отходы производства. Страшно ядовитые, они находятся в подземных горизонтах и теоретически могут отравить воду не только подземных источников, но и великой русской реки Волги. Мимо весело бегут поезда по трансконтинентальной магистрали «Москва — Владивосток».

Сквозь общее благоухание резко налетает запах костра. «О! Бомжики! Пойдем в гости?» — радуется Дмитрий.

За редкими сосенками виднеется крытый обрезками ковров и полиэтиленом шалашик. В шалашике горит костер, над костром котелок. В котелке варятся перчатки. «Хозяева есть дома?» — стучимся в досочку у входа. На приветствие из-под груды тряпок выползает существо. Грязное обветренное лицо, осипший голос. Существо зовут Юркой. Он не местный — приехал из Семенова навестить сестру. А ее вот уже которую неделю дома нет. Юрка тыкнулся было на городскую свалку, но там своя бомжовская тусовка — не пустили. Тогда он натаскал досок и обрывков ковров к котловану, соорудил землянку. Кое-как держался неделю. Но вот накануне возвращался с очередной «охоты» за едой, был пьяненький. Заснул в снегу. Проснулся от боли в ногах: кровь застоялась — ноги обморозились. Сейчас сидит, отогревается. «Эх, не вовремя я напился, — грустит он. — Погода-то вон какая. А валенки у меня худые… Водка есть?» Водки у нас нет. Предложенный полтинник Юрка брать отказался. «Сам разберусь, вот отогреюсь только — и на Сортировку пешком пойду, сестру искать». Мы понимающе киваем и едем на свалку.

Мусорный ветер

Огромная очередь мусоровозов тянется на пару километров. В сутки на свалку приезжает до тысячи машин. Территория — 36 гектаров. Высокий, в два роста, забор, охрана. Говорят, на этой свалке бомжи живут получше многих горожан. Якобы землянки у них коврами устелены, а на свалку тоннами вывозят деликатесы и вина с истекшим сроком годности. Раньше при «советской бесхозяйственности» на свалку свозили стройматериалы вполне хорошего качества. Половина Дзержинска на этих богатствах дачи себе отстроила. Но бомжи — заложники свалки. Наружу их охрана не выпускает, приемные пункты металла, стеклотары, бумаги и прочих ценностей открыты прямо на территории. Цены, понятно, ниже, чем в городе, но это плата за бомжовский рай.

«Направо рули, твою мать!» «А я чего? Да заткнись ты... Сам вижу, куда рулить!» — орет, постоянно сплевывая в окно, Гена — водитель мусоровоза. Он разрешил посидеть в кабине, посмотреть, как сгружают мусор. Вонь такая, что хочется упасть в обморок и больше не приходить в сознание. Мусорные кучи высотой с трехэтажный дом. Над кучами кружат вороны. Запах гниющего мусора перемешивается с кислым запахом гари. Свалка действует около 25 лет. Мусор при гниении образует горючий газ — метан и СО2. Поэтому все 25 лет своего существования свалка непрерывно горит, выплевывая в воздух букет ядовитых веществ, которые облаком окутывают близлежащие поселки. «Отходы нужно сваливать по правилам — строго в картах (участках) по мере их наполнения. А для предотвращения возгораний слой мусора должен быть покрыт негорючим материалом вроде песка, отходов гипса или шлака, которые препятствуют поступлению кислорода. Эту технологию никто не соблюдает», — жалуется Дмитрий. Говорят, в странах, где всего мало, такие огромные мусорные кучи пронизывают трубами, они накапливают выделяемый гниющим мусором метан. И его хватает на небольшой город. У нас всего много. И у владельцев свалки в аренде находится 110 гектаров земли. То есть могут расширяться. Только гнев жителей Дзержинска сдерживает поползновения. Но до тысячи мусоровозов в сутки на свалку по-прежнему едут.

Игумново. Белое море

Пейзаж напоминает берег Северного моря, где-нибудь в Остендо. Песчаные дюны, чуть запорошенные снегом. Море действительно огромное и белое то ли от снега, то ли от шлама. Красота чудовищная: ослепительно белый песок, чистейшая вода. Но то, что кажется водой, на самом деле — щелочной раствор. Один из самых крупных шламонакопителей, известный в народе как «Белое море», находится в 800 метрах от поселка Игумново. Шлам — это твердый порошкообразный отход от химического производства, содержащий органику. Площадь шламонакопителя 54 га, глубина 8-10 метров, объем 2 миллиона кубометров. Хряп-хряп — идем по снежной каше, перемешанной с песком, до берега. Воздух вкусный и, кажется, свежий.

«Ха! Если в воздухе ничем не пахнет — это не значит, что в нем ничего нет. Просто многие газы не пахнут либо имеют очень слабый запах. Диоксины, например! — улыбается Дмитрий и делает страшные глаза. — Одним граммом диоксина можно отравить 30 миллионов морских свинок. Мы, кстати, всем этим дышим сейчас!» Резко подкашиваются ноги, перед глазами проплывает желтая табличка «Осторожно! Опасная зона!». Спускаемся по тропинке к проточной канавке — раньше это была речка Волосяниха. Устье речушки огибает «Белое море» и впадает в Оку. Вода в ней темно-коричневого цвета, а по запаху напоминает проявитель для фотопленок. Раньше в Волосянихе водилась рыба. Сейчас рыба есть в небольших озерцах вокруг шламонакопителя. Когда-то здесь рыли карьеры, чтобы сделать песчаную насыпь вокруг «Белого моря». В карьеры стекла вода — образовались водоемчики. На них тусуются мужики — ловят рыбу.

«А вам не страшно здесь рыбу ловить?» — спрашиваем двух отогревающихся самогонкой пингвинов. «А чего боятся-то? Мы и так потравленные уже. 15 лет на «Яве» отработали», — отвечают пингвины и тащат одну за одной мелких рыбешек из лунки. Амурский ротан жутко вкусный, уверяют мужики и предлагают половину улова.

Эколог Дмитрий Левашов говорит, что в почве и воде Игумново обнаружены превышения допустимой концентрации тяжелых металлов: железо, кадмий, свинец, ртуть, медь. В морковке, картошке и свекле, которые выращивают жители поселка, они тоже есть. При этом в Игумново как на дачу приезжают из Дзержинска дети и внуки селян. Все деревенские работали на химпроизводстве, все инвалиды. Кто второй группы, кто третьей.

«Да-а, воздух здесь, конечно, не тот, — трясет головой баба Варя, к которой мы зашли погреться. — Я-то сама из Сибири родом, вот там у нас елками и мхом пахнет. А здесь утром как смог накроет, так хоть святым угодникам молись». Старушка хлопочет на кухне и подкидывает в печку темные кирпичики — графит. Графитовые электроды используют для получения поваренной соли методом электролиза. При горении графит выделяет диоксин. Вокруг Игумново нет лесов, поэтому жители топят графитом. Раньше его можно было выписать на заводе в любом количестве. Потом, правда, графит стали вывозить на свалку, но некоторые водители вместо этого продают его жителям по 1000 рублей за машину. Яды, которые выделяются при горении, не имеют ни цвета, ни запаха, а болезни легких, считают жители, — от плохой жизни вообще. «Экономия в шесть раз получается, — шамкает беззубым ртом баба Варя. — Графит в 2-3 раза дольше угля горит! А газ — удовольствие дорогое: одна подводка 5 тысяч рублей стоит!»

По приблизительным подсчетам жители Игумново в год сжигают свыше 400 тонн отходов графитовых изделий, при этом в атмосферу выбрасывается до 150 тонн соединений свинца, хлора, серы, азота и других вредных веществ. А еще говорят, если курица случайно поклюет графитовой крошки, сразу сдыхает.

Зато в Оке в последние годы появились раки. Которые живут только в чистой воде.

Дзержинск

Мэр города увольняет руководителей ЖКХ. Мэр в должности всего год. В интервью местной газете говорит, что давал людям шанс проявить себя, но они так и не стали лучше вывозить мусор и чистить дороги. Поэтому город в их услугах больше не нуждается. Впрочем, с ЖКХ проблемы во всей области. Вечером по телеку идет сюжет, что в Нижнем Новгороде свалившаяся с крыши сосулька убила человека.

В давнем прошлом на месте Дзержинска находилась деревня со смешным названием Растяпино. Потому, кстати, дзержинцы не хотят переименовывать город. Но было еще одно название — нижегородская Ялта. Здесь любили отдыхать нижегородские чиновники, аристократы, банкиры.

В недавнем прошлом, лет пятнадцать назад, особо чувст­вительные пассажиры падали в обморок от удушливого смрада, окутывающего поезд за час до прихода в Нижний — это они проезжали Дзержинск.

Сейчас город почти не пахнет. Но Дзержинск был и остается городом химии и химиков. Ялты больше не будет. В город-дуст совсем не хочется. Остается поиск разумного компромисса города с развитой промышленностью на берегу чистой реки Оки.

ТРИ ВЕРСИИ: КОМУ ЭТО ВЫГОДНО

Второе, следом за Чернобылем, место Дзержинска в рейтинге самых грязных городов мира, по версии Blacksmith Institute, вызвало шок во всей Нижегородской области. Потому что, по мнению российских экологических служб, Дзержинск даже не входит в число 40 самых грязных городов России. Теперь на всех уровнях обсуждается вопрос, кому понадобилось очернять столицу отечественной химии.

Версия экономическая

На титульном листе толстой, сантиметров семь, книги, что хранится в сейфе Дзержинской службы экологического контроля, строгая печать: «Размножение, воспроизводство, передача запрещены». Именно эта книга и стала основанием для дурной славы Дзержинска. Написана она, правда, в 1996 году. Это результаты тогдашней экологической экспертизы. Перед экспертами была поставлена задача добиться присвоения городу статуса «Зоны экологического бедствия». В 96-м, когда заводы встали, администрация Дзержинска рассчитывала за счет статуса «зоны» получить денег в городской бюджет. Исследователи постарались: Дзержинск обрисовали городом, по сравнению с которым фашистская душегубка — просто горный курорт. Денег Москва не дала. Экспертиза-страшилка легла на полку. Всплыла она в 2000 году, когда остановившееся производство начало работать. Городскую администрацию возглавлял уже другой мэр, деньги он рассчитывал получить за счет восстановления промышленности. И экологический аудит территории, сделанный по заказу этой администрации, естественно, показал, что Дзержинск может претендовать на звание всероссийской здравницы. С того времени никаких исследований экологической ситуации в городе-химике не проводилось.

Зашевелившиеся заводы сразу столкнулись с конкурентами. Подданные Ее Величества королевы Великобритании выложили кучу отступных, чтобы один из заводов города прекратил производить присадку к бензину, которая повышает октановое число. Теперь такую присадку делают только в Англии. Кстати, в Дзержинске это производство было самым ядовитым. Рабочая смена там длилась 6 часов, трое суток отдыха, работали в костюмах химзащиты, пенсия с 50 лет. Но говорят, о кожу этих людей иголки гнулись — настолько она пропитывалась свинцом. А через год-другой после выхода на пенсию работяги отправлялись на вечный покой. Так что закрытие прошло к общему удовольствию всех сторон.

Но вот когда крупные иностранные фирмы решились инвестировать в промышленность Дзержинска миллионные суммы, на свет выплыла информация о городе-убийце. И переговоры об инвестициях забуксовали. Плохая слава — большие убытки. Достаточно сказать, что часть химической продукции заводов Дзержинска идет на мировой рынок под другой маркой. Как чернобыльские грибы под видом Беловежской пущи. Потому что чернобыльские никто не возьмет, хоть обмерься дозиметром.

Версия экологическая

Поисками того, с чьей подачи Blacksmith Institute объявил Дзержинск самым грязным городом России, занялись прокуратура и ФСБ. Видя такое пристальное внимание к проблеме, абсолютно все фигуранты начали открещиваться от авторства. И прежде всего сам Blacksmith Institute, сообщивший, что «десять самых грязных городов мира», среди которых Дзержинск стоит на втором месте после Чернобыля, — это вовсе не рейтинг. А просто список в английском алфавитном порядке: Chernobyl, Dzerzhinsk. Да и вообще, это не самые грязные города, а всего лишь просто те пункты, с которыми институт намерен сотрудничать. В частности, финансировать исследования и работы по улучшению экологической обстановки. Финансирование и вправду существует: целых 15 тысяч долларов (!) достанутся экологическому центру «Дронт», на основе информации которого Blacksmith Institute и включил Дзержинск в свою десятку городов.

Руководитель «Дронта» Асхат Каюмов со страниц нижегородских газет заявил, что никакой информации никакому Blacksmith Institute он не передавал. Тем более что американский институт на своем сайте сделал кучу ошибок. Боевой иприт, к примеру, дзержинцы никогда не делали. А уж 17 миллионов ПДК фенола — это мгновенная смерть. Так что серьезной организации, которой является «Дронт», такие ошибки ни к чему. Не станет она марать репутацию из-за 15 тысяч.

Начальник Дзержинского отдела по экологическому контролю Павел Усатюк показывает пять листов текста. Они, правда, без подписей, копии. Но Усатюк уверен, что это именно та заявка на грант, которую экологи из «Дронта» отправили в Blacksmith Institute. Вся информация — из отчета-страшилки 1996 года. Ссылки на руководителя «Дронта» и, что интересно, на бывшего начальника отдела по экологическому контролю Владимира Прозорова. И если допустить, что такой документ действительно существует, то вопрос о том, как засекреченная информация попала в широкие массы, исчезает. Пять листочков — 15 тысяч долларов.

Независимые экологи, живущие на гранты, свой образ мышления переносят и на Blacksmith Institute. И предполагают, что опубликовав десятку городов, с которыми он якобы работает, Blacksmith Institute стремится произвести впечатление и получить финансирование от ООН.

Версия экзотическая

Из 10 городов списка Blacksmith Institute три — российские. Кроме Дзержинска — Норильск и Рудная Пристань. И если Норильску достаточно трудно оспаривать заявления о загрязнении, то в Рудной Пристани (Дальний Восток) заявление Blacksmith Institute удивило даже независимых экологов. Зато выстроило стройную версию у контрразведчиков. Рудная Пристань — это золото. Норильск — никель. Дзержинск — столица химии. То есть вся информация о стратегических материалах будет уходить в США за смешные деньги в 45 тысяч долларов в год. Косвенно шпионскую версию подтверждает то, что в десятке самых грязных городов мира нет ни одного американского и дружественного Соединенным Штатам, хотя и в самих Штатах проблем хватает.

Экологический аудит

При всех проблемах, обидах и несуразностях скандал принес Дзержинску пользу. Власти всерьез озаботились экологическим имиджем города. Областной бюджет в будущем году собирается выделить деньги на проведение независимой экологической экспертизы территории. Проекты новых химических производств проходят жесткую экспертизу. Хуже дело обстоит со свалкой, тут даже нет каких-то перспективных идей решения. Но расширяться она точно не будет, а природоохранная прокуратура возбудила уголовное дело в отношении владельца свалки по факту загрязнения воздуха. Хоть это и не решит проблему, но хоть пожары тушить будут с большей активностью. То есть большой помойкой Дзержинск все же остается. Но не городом-убийцей.